Свидетельство пастора Олега Севастьянова
Олег Юрьевич Севастьянов — в 70-е годы окончил школу-студию МХАТ в Москве. Служил в театре «Ленком», посещал литературные семинары при Центральном Доме Литератора. В это же время известный проповедник и служитель отец Александр Мень определил дальнейшую судьбу будущего священнослужителя.
Севастьянов О. Ю. защитил магистерскую степень богословия в США. Основал лютеранский приход Святой Троицы в Москве. Служил для русских эмигрантов в Финляндии. В настоящее время Севастьянов О. Ю. является священником Александровского Собора в Нарве и церкви Пеэтели в Таллине. Он также выполняет волонтерскую работу в тюрьме города Йыхви, трудясь с молодёжью и взрослыми людьми.
В далеком 1974 году, в дни школьных каникул, мы с братом и друзьями посмотрели фильм «Бронзовая птица». В одной из ролей снимался в фильме Олег Севастьянов. А совсем недавно я прочитал книгу «Шаги по пустыне», которую написал Олег Юрьевич, и конечно был вдохновлен написанными стихами. «Шагая по пустыне», Автор находит драгоценные источники, которые утоляют жажду ищущей души.
Во время поездки по Эстонии, в июле сего года, я имел возможность встретиться с этим служителем. Пастор Олег раскрылся для меня как творческий, открытый и искренний человек, который может открывать простые истины в душевной беседе за чашкой кофе. Время нашего общения пролетело быстро. В моей душе осталось теплое чувство от встречи с этим замечательным человеком, остались некоторые его мысли, которыми он искренне делился со мной. Вот что он рассказал о своих наставниках, о своей жизни, о своем служении и хождении перед Богом...
— Пастор Олег, как складывается ваше общение с людьми в тюрьме? В Йыхви вам много выделяют времени для общения с заключенными?
— Это зависит от ребят и их заявок. Обычно я приезжаю туда к часу дня, и, обычно четыре-пять персональных встреч. Мы беседуем с ними до пяти вечера. Общение складывается в виде беседы. Просто с одними мы говорим очень мало, а с некоторыми мы говорим по часу. Им есть что рассказать, им есть что выговорить, и здесь надо уметь их слушать и слышать, и конечно поддержать.
— Власть в Эстонии спокойно позволяет священникам работать в тюрьмах?
— Да, в тюрьмах есть штатные капелланы. Меня пока не могут взять в штат, хотя я уже два года езжу по тюрьмам в Эстонии. Так как это государственное учреждение, то я стараюсь поднимать свой языковый уровень, надеюсь сдать необходимый экзамен и тогда возможен разговор и о моем штатном служении.
— Ваша жизнь была тесно связана с творчеством. Когда и как вы пришли к мысли о служении в церкви?
— Хочу сначала рассказать как я пришел в театр. Я на сцене с шести лет.
У мамы было много знакомых и друзей из театра, у нас часто бывали в доме актеры, и через такое знакомство меня иногда занимали в театре в качестве юного актера. Тогда ещё были пьесы, где много ролей отводилось детям. Я был очень непосредственный, открытый, и играл непосредственно себя. Когда в 60-х годах пришло телевидение в Туркмению, в Ашхабад, то меня туда взяли ведущим детских программ. Тогда записи не было, были живые трансляции. По воскресеньям я выходил в эфир, каждое утро. Это длилось почти до конца окончания школы.
В школе я плохо учился. Мне хотелось в футбол поиграть, а тут еще спектакль, и потом еще уроки делать. Мама еще музыкой заставляла заниматься. Три года я играл на пианино, у нас дома было старинное пианино. Я плохо давались точные науки: математика, физика, химия. Но я любил писать, у меня были хорошие сочинения, любил сочинять и выдумывать. Директор вызывал маму и говорил ей, что Олег никуда не поступит, у него слабые знания, он никуда не пройдет. После окончания школы на классном собрании меня спросили о поступлении, и я сказал, что пойду в театральный институт. Мне не нужна математика и физика, я обойдусь. Я даже не сомневался, что это моё место.
Поступил я не сразу. Вернулся из Москвы, и отчим очень хотел и уговорил меня получить профессию. У него была возможность устроить меня на киностудию «Туркменфильм» в отдел хроники. Я поддался и очень благодарен ему за это, т.к. я целый год был ассистентом кинооператора на. Основной моей задачей было носить вслед за оператором тяжелый аккумулятор для хроникерской кинокамеры. С маленькой киногруппой на машине объездили всю Туркмению, Узбекистан, я много путешествовал и очень благодарен этому времени. Я побывал в экзотических местах! Один раз нас на вертолёте высадили в центр Каракумов, и мы там жили почти целую неделю. Удивительное время!
Через год я поступил и через четыре года закончил школу-студию МХАТ, тут же в конце четвертого курса у меня начались съемки в «Бронзовой птице».
В институте я считался одним из лучших студентов. Но когда меня взяли в «Ленком» я не смог примирится с порядками в театре. Это была очень жесткая организация. Я был удивлен той внутренней подковерной, совсем не творческой борьбе, травле со стороны даже опытных актеров. Сама театральная система, видимо, другого не позволяла. Внутри театра — это была массовка, наши актерские данные особенно были не нужны, и нас даже использовали для перестановки декораций, мебели, чтобы не платить денег рабочим. Спектакль «Тиль», прогремевший на всю Москву был очень тяжелым изнутри, мы очень уставали. Спектакль шел три с половиной часа, и первое, куда мы хотели после работы, так это бежать в ресторан на углу улицы Тверской, стакан водки, как то расслабиться.
— С кем и как складывались дружеские отношения во время учебы, работы в театре?
— Когда мы жили в театральном общежитии, в пятикомнатной квартире у метро Бауманская, то там была такая компания: Саша Абдулов, семья Олега Янковского, Анатолий Солоницын и я. В этой компании я прожил почти пять лет. Во время учебы у нас были прекрасные педагоги, которые не давили никогда и помогали раскрываться индивидуальности. Моя однокурсница и партнерша со второго курса была Светлана Крючкова.
— Откуда мог быть этот интерес к духовным вещам, не было ли в вашем роду священнослужителей?
— Церковь меня тогда заинтересовала не ради моды. В 70-е годы церковью было интересоваться опасно. После первого курса я на полтора месяца уехал на каникулы в Михайловское. Там я снимал сарайчик летом напротив церкви. С детьми священника мы играли в футбол. Они пригласили меня в гости. Семья священника, их отец Александр, ему было лет тридцать шесть, как то за чаем весь вечер разговаривали. И отец Александр, подарил мне две иконы. Мне было интересно. Меня всегда тянуло к мистическому, подсознательно. Мы еще в школе — студии МХАТ, с Вячеславом Лабастовым, во время перемен, обедая, много говорили о мистических вещах, и я пытал его о том, чтобы он научил меня верить. До МХАТа Слава учился в духовной семинарии. Эти люди одними из первых немного приоткрыли для меня духовные вопросы.
В моем роду (по отцу) был деревенский священник. Мне прабабушка рассказывала, что её отец был священником. Один французский писатель монах, писал в своей книге «Соль земли», что будучи студентом он каждый день проходил мимо стен монастыря и каждый раз заглядывал туда. Один раз зашел и уже не вышел.
Вот так и со мной, я зашел и не вышел. Здесь вот какой замечательный промысел Божий. Мне было душно как творческому человеку в театре, я мало играл. В то время Москве, существовали молодежные самостоятельные группы. Мы ставили спектакли, которые игрались в театре, в десять вечера на малой сцене. В театре Современник была группа, в театре Моссовета была группа, в театре Сатиры была такая группа. У нас были свои зрители, такая элита московская. Например Лиля Брик, у неё был свой контингент и ей очень нравились наши спектакли. Или Михаил Ульянов, у него был свои друзья, и он сам приходил смотреть и своих приводил. И это длилось до 1986 года. Внутри своего театра мне было душно. Я уставал и вот эти богемы, девать себя некуда, собирались в общежитии, туда собирались другие и так мы до утра гуляли. Мне это надоело. Что меня спасало от такого провала, так это то, что я любил свою печатную немецкую машинку. Мне подарили её и она стояла у меня на столе всегда открытая, готовая к работе, и я мечтал, что, придя из театра, сяду за перо.
— Какие мысли приходили вам в то время? Где вы печатались?
— Я печатал бытовые рассказы, которые нравились на литературных семинарах, я писал детские стихи, и газета Известие печатала их в рубрике «Неделька». Меня подбадривали в редакции и приглашали заняться литературным трудом. Я верил в себя и очень дерзновенно в 1977 году ушел из театра. И, к сожалению, оказался на улице никому не нужным. Я устроился в литературный музей А.П. Чехова, и экскурсии. Далее меня порекомендовали на Шаболовке в детскую редакцию «Спокойной ночи малыши» и я целый год писал сценарии для программы, где был самым высокооплачиваемым автором. Платили тогда за сценарий 30 рублей, это было очень много. Неделя — написанный сценарий. Я получал на руки 120 рублей, а это была на то время зарплата среднего инженера! В театре я получал всего лишь 76 рублей. Я стал зарабатывать! Это конечна была поденная работа, и я не мог писать для себя ничего. Неделя, и я должен был выложить новый сценарий. Надо было напрягать мозги, мне давали список мультфильмов, для которых я должен был специально писать.
В это самое напряженное для меня время, один актер из театра Сатиры, посоветовал обратиться к одному священнику, который мог дать мне совет в моей ситуации. В этот период я с жадностью слушал все религиозные передачи по «Радио Свобода», читал уже книги Александра Меня. И вот этот актер дал мне адрес священника, к которому я и поехал. Я понятия не имел к кому меня направили. Поехал туда, это был город Пушкин, 50 минут от Москвы, и далее на перекладных до Новой деревни. Священник уделил мне время, мы пошли в его сторожку и стали разговаривать. Я стал рассказывать, какие книги я читал, и спросил его о книгах Светлова, Меня, о которых я слышал по «Радио Свобода». Я спросил его: отец Александр, а правда, что Боголюбов, Светлов, Мень — это один и тот же человек? Он говорит: правда, и он сидит перед вами... Так мы с ним подружились. Это был 1977 год... (Александр Владимирович Мень, 22.01.1935, Москва 09.09.1990, Сельхоз, Московская обл. протоиерей Русской православной церкви, богослов, проповедник, автор книг по богословию, истории христианства и др. религий, по основам христианского вероучения, православному богослужению).
В 1978 году внутри себя, я твердо уже чувствовал, что я буду священником. Один раз, приехав к о. Александру, рассказал ему о своем предчувствии, что стану священником. Не знаю когда, но сердце подсказывает что неприменно буду священником. Он ответил: только помните, что вы встаете на острие ножа... И он помог мне с рекоменда-циями по стажировке.
Я с детства был крещенным. Отец Александр воцерковил меня. Он нес Дух, был реформатором, и главное для него всегда был человек, а не обряд. У меня были исповеди с ним, он помогал мне. Формализм был чужд ему. Как то раз он исповедовал меня на кладбище, у могил своих родных. Он сказал: ...Олег, посмотрите, какой над нами купол, показывая на небо! Часа полтора мы говорили, он помогал мне, не навязчиво, вытаскивая суть, то что мучает. Я почувствовал невероятное очищение. Это небо, небольшой дождик, рядом две могилы — его мамы и тети, которые помогли ему стать христианином. На моей голове его шарфик, и так он отпускал мои грехи. Вот он был таким! Он жил крестом и Христом. Для меня духовным ориентиром остался отец Александр.
— Как вы думаете, почему такой человек, известный, почитаемый, так рано и трагично закончил свое служение?
— До сих пор никто не нашел убийц. Но отец Александр проявил себя даже в смерти как настоящий христианин. Было два момента, когда он мог рассказать про убийцу. Когда его ударили топором, или лопаткой в голову, он пошел к дому. Встретились ему две женщины, в разное время, которые знали его. Они хотели ему помочь, но он сказал, что он сам дойдет. Он дошел до своей калитки сам, и там, возле своей же калитки, и умер...
Я думаю, что он умел прощать. Это одна из добродетелей — умение прощать. Он был честным христианином, он был настоящим, никакого формализма. Он смог подняться не только над конфессиями, но и над религиями. Таких людей мало. Он мистик 20-го века...
Таким был и католический монах Томас Мертон.... (Thomas Merton, 31.01.1915, Прад, Пиренеи Восточные — 10.12.1968, Бангкок — американский поэт, монах, богослов, преподаватель, публицист, проповедник)... Он тоже погиб в Бангкоке...
Чем духовнее человек, чем он глубже, он всегда будет гоним. Он белая ворона. Христос тоже был гоним. Он пришел в этот мир к одиноким, он нужен был тем кто нуждался в нем. Христос говорил своим ученикам: «...Я посылаю вас как агнцев среди волков»...
Общение с отцом Александром — это было мое основное духовное становление, постепенное. Отец Александр ушел, потому что уже совершил течение веры, он уже подготовил себе замену. Просто так человек не уходит. Когда не стало отца Александра паства поехала к митрополиту Ювеналию просить об рукоположении именно отца Владимира (одного из его учеников), который служил с отцом Александром, и никого другого. И тот рукоположил его, и отец Владимир до сих пор там служит. Очень многие люди, которые ездили к отцу Александру, сейчас ездят в этот приход к отцу Владимиру.
— Как вы стали служителем лютеранской церкви?
— Проходя стажировку в Риге, я столкнулся с негативными моментами в православном служении, и это напомнило мне театр с его интригами. Я встретился с отцом Александром и честно рассказал ему о своих сомнениях. Он посоветовал мне найти свою конфессию. Мне очень, очень нравилось лютеранское служение, и находясь как то в Венгрии, у меня была одна мысль — походить по лютеранским церквям. Я поехал в Венгрию на месяц и у меня была программа, я стал глубоко туда вникать.
Я перечитал все, что писали о лютеранах в России-это были дореволю-ционные книги. Лютеранство в СССР было практически уничтожено, в отличии от православных и католиков. Я прочитал Аугсбургское вероисповедание и понял, что это моё, это то, что проповедовал отец Александр. Только его за это гнали, а меня за это гнать никто не будет.
И я оказался в Петербурге...
— Сколько лет вы уже несёте служение в лютеранской церкви?
— с 1991 года, вот уже 24 года, и я каждый день учусь. Блаженны нищие духом. Мне всегда чего то не хватает. Я все ещё на первой ступеньке себя чувствую. Надо уже подниматься, а надо еще что то, еще что то. Как растет человек? Это практически не заметно. Ты начинаешь понимать и мыслить иначе. Если говорить о том, чему научил меня Бог, так это Он научил меня чувствовать, когда Он закрывает передо мной двери, в которые не надо входить. И по жизни все действительно так. Вот — бах — другим можно, а мне нельзя. Хотя раньше я бился в закрытые двери, то сейчас понимаю, не надо. Это понимание пришло где то на году пятнадцатом. Долго я боролся.
— Какой был замысел у Бога для вашей жизни — стать священником?
— Чтобы я был здесь. У меня были отчаянные моменты в жизни. Особенно после поездки в Америку — было сложное время. Находясь в Москве я находился в атмосфере наговоров, сплетен, которые не давали мне дальше жить. Я остался один с ребенком. Супруга уехала от нас обратно в Америку и её не было почти два года. В этой ситуации некоторые люди мне перекрывали всякий доступ хотя бы к относительному заработку. И как ни странно это были те люди, кому я в свое время очень сильно помог. Я не ожидал такого отношения ко себе. Потом я думал, ведь Христа предавали, значит и я должен через это пройти. Мне помогал епископ Арри Кугаппи. Когда я приехал в Петербург знакомиться с лютеранами, меня познакомили с ним. Тогда были ещё только некоторые приходы. Арво Сурво рукоположил меня в дьяконы. А уже в 1993 году я был рукоположен на пасторский труд. Это было в Колтушской церкви. Уже тогда была зарегистрирована церковь Ингрии. Я стоял у истоков, от объединения в Петербурге с немецкой общиной, и далее до регистрации церкви... Весь этот путь, он не заметен, но когда я что то не то делаю, Бог перекрывает.
— Вы много читали и читаете книг. А первоисточником для вас что является?
— Первоисточником для меня является Библия. Первую свою Библию я приобрел из «пижонства». Тогда её было сложно купить. Когда я общался со священником в Михайловском, я не мог купить её. В те годы для патриархата издали большую толстую Библию, которую использовали только священнослужители. Я спросил у священника, могу ли я купить Библию? Он говорит шутя, купите за 50 рублей! Зарплата была 76 рублей и для меня это были бешеные деньги. Я сказал, что не потяну. Через год я накопил денег, участвуя во всех массовках, и купил Библию на «черном» рынке у дверей нашего института. В стране в это время был книжный бум и в магазинах ничего не было. Там на рынке продавцы меня уже знали, и я купил Библию. Она была старого книга, еще дореволюционной печати. Позже я её отдал своему педагогу, а себе купил новую, западного издания. Первое Евангелие мне попало в руки в 1968 году. Я снимал квартиру у одного замечательного человека, в центре Москвы, и у него была колоссальная библиотека. Я отыскал Новый Завет в его библиотеке и впервые стал Его читать, как книгу мудрых мыслей. И все это постепенно открывалось. Я ориентировался в Евангелии очень хорошо. И конечно это ненавязчивое воспитание отца Александра. Он так неповторимо вел и относился к каждому человеку как Христос. Ведь у Христа очень индивидуальный подход к каждому человеку. Ведь даже одну болезнь Он по-разному лечит. Он видит готовность человека прозреть, как например Вартимей, а кому то нужен ритуал, целый процесс и Он его совершает. Иначе человек не поверит, не прозреет. И каждый узнавал Его особенно, после Его воскресения. Что-то свое ученикам открывалось в Его действиях.
— У вас большой опыт духовных исканий и хождения перед Богом. Что сегодня вы советуете ищущим людям?
— Сейчас не много встречается таких ищущих людей. То время и сейчас, ничего подобного нет. Я по характеру люблю индивидуальность, неповторимость подхода. У каждого человек что-то свое, неповторимое. В 80-е годы, перестроечные, люди шли в храмы и они действительно искали Бога. В Москве в то время был большой приход. Затем постепенно народ стал расходиться и многие вообще ушли в мир. Время поиска прошло. Просто не ищут! Как написано, что никто не ищет Бога. Бог действует через обстоятельства. Он понуждает человека искать Его, искать истину.
Я стараюсь использовать только индивидуальный подход. Человеку важен он сам. Я так работаю индивидуально в тюрьме, общаясь с ребятами. Для них это очень важно, когда начинаешь про них говорить. Тогда он открывается, ведь занимаются только им, он неповторимый, он личность. Здесь работать для меня очень интересно, я занимаюсь конкретно человеком, лично с ним.
В быту людей особо ничто не гложет, у них интерес мимолетный и потом их жизнь снова засасывает. В тюрьме у человека все по другому. Бог хочет, чтобы человек сам вернулся к Нему. Он создает условия, людей посылает, чтобы вернулся человек. Наше мышление изменяется постепенно, вся наша жизнь после покаяния — это возвращение как блудного сына. Это по капле себя раба. По капле до порога вечности. Израильскому народу надо было пройти 40 лет пустыни. Так и человеку необходимы испытания, трудности, иначе он не будет знать и понимать жизни. Каждый человек проходит путь блудного сына, обязательно. Не надо мнить из себя кого-то умного или порядочного. Человек через Адама стал носителем неблаготворной бациллы. И как Адам стал блудным сыном, так и человек проходит путь блудного сына, он не думает о Боге. Он не живет с Богом, даже если бывает человек крещен, он является номинальным.
Быть христианином значит следовать за Христом. Чтобы следовать за Ним, надо стараться жить по Его заповедям. Чтобы это было переменой мышления, метанойя... (греческое μετάνοια, по новогречески — «Мета́ния» — «перемена ума», «перемена мысли», «переосмысление», в раннехристианской традиции имеет значение покаяния), когда иначе человек жить просто не может и не хочет. Надо захотеть победить грех в своей жизни. Бог любит каждого и заботится о каждом, поэтому он даст нужную встречу, чтобы помочь человеку начать жить правильно...
Беседу вел Фома Можей
июль 2015 года